Дело против экс-министра экономики дало хороший толчок для дальнейшего реформирования всей правовой системы, считает казахстанский правозащитник Евгений Жовтис.
Слушания по уголовному делу над Куандыком Бишимбаевым показали казахстанцам внутреннюю кухню отправления правосудия, а мысль о том, что судьбы фигурантов процесса вершатся в эту самую секунду в реальном времени, только добавили интереса. Миллионы людей припали к своим гаджетам, словно к сериалу, с нетерпением ожидая, чем же все закончится. Более того, в комментариях соцсетей уже беспокоятся о том, что будут смотреть дальше, когда закончится суд над Бишимбаевым.
Своим мнением о судебном процессе, есть ли необходимость продолжать практику онлайн-судов и какие изменения могут последовать в правовой системе, с inbusiness.kz поделился известный правозащитник, директор Казахстанского международного бюро по правам человека и соблюдению законности Евгений Жовтис.
– Евгений Александрович, сегодня вся страна смакует подробности уголовного дела в отношении Бишимбаева, даже дети прилипают к экранам. У многих возникло желание стать адвокатами, прокурорами и судьями. Как отразится это дело на правовой культуре населения?
– Понятно, что, с одной стороны, это воспринимается как шоу, хотя в действительности это трагедия. Трагедия погибшего человека, трагедия семьи погибшей и трагедия семьи подсудимого. Но в данном случае, в отличие от присяжных заседателей, которые участвуют в процессе с определенными четкими обязанностями (они уйдут в совещательную комнату и будут принимать решение по поставленным вопросам, от их решения зависит обвинительный или оправдательный вердикт и так далее), подавляющее большинство нашего населения, наблюдающее за процессом, выступает в роли присяжных, но без обязанностей. Мы решение не принимаем и ни за что не отвечаем.
С другой стороны, стало очень интересно, так как человек видит, как осуществляется правосудие: как работают адвокаты с обеих сторон, как работает прокурор, как работает судья. Сам процесс в прямом эфире в каком-то смысле – посмотрим, конечно, когда будет вынесен приговор и что будет в результате, отвечает на запрос справедливости, который в обществе, бесспорно, существует. Также он отвечает на вопрос о том, что правосудие с участием присяжных – это важный компонент правосудия в демократическом обществе, потому что позволяет обществу самому судить, самому устанавливать факты, самому говорить, виновен или не виновен. То есть это приблизило человека к процессу отправления правосудия – людям стало интересно.
Другой вопрос, чтобы этот интерес транслировался в ответственность. Это же не просто интерес – это ответственность за все, что происходит. И в этом отношении то, что мы наблюдаем сейчас в социальных сетях – дискуссии в таком эмоциональном накале: атакуется и семья подсудимых, атакуются и адвокаты. Хотя по большому счету меня беспокоит, что общество, по существу, отождествляет адвоката с подзащитным. Однако адвокат в данном случае не выступает в роли защитника в части того, что он оправдывает подсудимого или защищает будущего преступника.
Адвокат предоставляет квалифицированную юридическую помощь, чтобы подсудимый мог защищаться со всем инструментарием, который представляет уголовное процессуальное законодательство. Он не встает рядом с подсудимым и не оправдывает все, что было совершено. Он говорит о том, что все должно быть доказано в соответствии с законом. Это правильный взгляд и позиция любого адвоката. У нас же происходит некоторое отождествление адвокатов с человеком, чьи интересы они представляют или кому они оказывают квалифицированную юридическую помощь. Поэтому здесь очень много разных нюансов, но хорошо, что процесс идет в открытом режиме и люди приобщились и приблизились к отправлению правосудия. Важно, чтобы это приближение к судебному процессу еще сопровождалось пониманием, какую ответственность это накладывает на судебную систему, на присяжных, которым может быть любой из нас.
Посмотрим, что будет в результате. Один из признаков справедливого судебного процесса – это беспристрастность суда, когда независимый наблюдатель считает, что решение было беспристрастным, объективным и справедливым. И вот здесь вердикт, не в процессуальном плане, выносит общество. Еще раз хочу подчеркнуть, что позитивно это будет действовать только в том случае, когда, помимо знания, будет еще осознание и представление об ответственности, которое накладывается на каждого из нас.
– Данный судебный процесс наблюдает в прямом эфире весь мир. Скажите, какое складывается мнение о нем у международных экспертов? Что Вам об этом известно?
– В Казахстане это впервые, но в мире нет. Это не первый случай. Кто владеет английским языком, имели возможность наблюдать за процессом по делу о гибели Джорджа Флойда в США, который также шел в прямом эфире. По делу слушали экспертов, свидетелей и восстанавливали видеозаписи, мы все это уже наблюдали.
Пока специальных оценок по делу Бишимбаева нет, просто люди в мире с интересом наблюдают за тем, как в Казахстане отправляется правосудие. Что-то есть позитивное, что-то негативное. Посмотрим, какой будет вынесен вердикт, потом будем говорить о чем-то предметно.
– Как Вы полагаете, нужно ли продолжать в Казахстане практику ведения судебных процессов онлайн, в прямом эфире?
– Мне бы хотелось, чтобы подобная прозрачность и публичность была не обязательно в онлайн-режиме, но хотя бы обеспечивалась там, где, например, закрытые процессы идут. Я бы с удовольствием поприсутствовал на процессе с господином Масимовым – узнать, что там происходило и каковы истоки январских событий. Также интересно было бы наблюдать за процессом других сотрудников Комитета национальной безопасности или другими процессами, которые были закрыты по непонятным причинам. Но мы до сих пор не знаем в действительности о деталях – в чем обвиняли тех или иных лиц, какие были доказательства, особенно когда речь идет о политических процессах.
Поэтому вопрос не в том, чтобы процессы были онлайн и тогда бы все прильнули к экранам телевизоров и телефонов, я не думаю, что все процессы – театрализованное шоу. Это судьбы реальных людей, это семьи обеих сторон, это серьезнейшее, эмоциональное давление. Я не думаю, что это хорошо. Но в целом хотелось бы, чтобы процессы закрывались только тогда, когда невозможно без этого обойтись. Когда речь идет о детях, о семейных спорах либо опеке или исключительно в случаях государственных секретов. А так, чтобы процессы были максимально публичны, открыты и люди активно участвовали в судах и была расширена подсудность суда присяжных.
Не обязательно, чтобы были независимыми наблюдателями. Человек, который участвует в суде как присяжный, очень важен. Это воспитательный в правовом смысле момент. Онлайн-трансляция такого эмоционального дела приблизила к отправлению правосудия большое количество населения. Важно, что речь идет о высокопоставленном чиновнике и делается попытка продемонстрировать, что все равны перед законом и нет "неприкасаемых". Все это хорошо, но я не думаю, что тут главный вопрос – будут процессы онлайн или нет. Нужно расширять подсудность суда присяжных, а гражданам в этой ситуации становиться более ответственными и понимать, как это работает.
– Но в этом году же расширили категории уголовных дел, подлежащих рассмотрению судом присяжных заседателей?
– Расширяют – хорошо, но этого все равно недостаточно. Нужно переходить к класической модели от той, которая у нас есть. Не должен профессиональный судья уходить в совещательную вместе с присяжными заседателями. Это мое мнение.
– На мой взгляд, у многих сложилось мнение, что онлайн-трансляция суда как-то дисциплинирует участников процесса, Вам так не кажется?
– Конечно! Я вам больше того скажу – независимое наблюдение за судебными процессами в каком-то смысле начинали мы в начале 1990-х годов. В 1994 году мы уже стали ходить независимыми наблюдателями, нас не пускали в суды. Независимое наблюдение за процессом очень дисциплинирует всех участников процесса и судью прежде всего. Это общественный контроль за отправлением правосудия. Общество хочет знать, как правосудие обеспечивается, обеспечивает ли оно справедливость, тем более, как мы знаем, это правосудие осуществляется на наши деньги – деньги налогоплательщиков. Поэтому, конечно, дисциплинирует – играет очень важную роль, и мы это долгое время наблюдали.
Мы долгие годы добивались, чтобы нас пускали на процессы беспрепятственно, если они открыты, и потихоньку начали впускать журналистов. Долгое время нам судьи говорили: «Кто вы такие? А почему вы будете контролировать?» Мы объясняли, что это открытый процесс, на который может прийти любой гражданин. В конце концов, лет через пятнадцать к этому привыкли. Мы живем уже в системе, где это нормально. А то, что это дисциплинирует – Уголовный процессуальный кодекс приходится соблюдать, уж извините.
– Несколько лет в казахстанских судах действует система аудиовидеофиксации (АВФ). Разве это не стимулирует дисциплину в ходе судебного процесса и ответственность за принимаемые решения судами?
– В каком-то смысле дисциплинирует, но все-таки аудиовидеофиксация предусмотрена только для участников процесса. Не каждый ведь человек придет, зайдет в базу и посмотрит, как процесс проходил. Это сохраняет фиксацию, но это не совсем то. Когда же присутствует живой человек – независимый наблюдатель в онлайн или офлайн-формате, это немного по-другому.
– Какие недочеты судебной системы, по Вашему мнению, показал процесс с участием присяжных заседателей по Бишимбаеву?
– Мне показалось, что сторона обвинения, адвокаты, не хочется критиковать, но подготовка к процессу, тактика, предоставление доказательств хромали. Судья профессиональна, но казалось, что она должна быть независимым участником. В действительности иногда было такое ощущение, что, как обычно в наших судах, суд – активный исследователь судебного следствия вместе со стороной обвинения. Были разные нюансы, которые видны профессиональным юристам. Но главное, правосудие все-таки осуществляется для общества и для стороны несправедливости. Поэтому судить об этом должны просто граждане. Как они будут судить, так и будут это оценивать.
– Такое ощущение, что данное резонансное дело стало началом новой эры в судебной системе, где профессионализм и состязательность участников процесса становятся востребованы в обществе. Например, российские юристы, наблюдающие за процессом, отмечают высокий запрос на справедливость в Казахстане. Как Вы думаете, к каким изменениям это может привести?
– Вы абсолютно правы. Запрос на справедливость очень высок. Уровень, мягко говоря, недоверия или недостаточного доверия к правовой системе, включая силовые структуры, судебную систему, значителен, и это очевидно. Это демонстрирует даже то, как происходят дискуссии в социальных сетях в связи с этим процессом. Поэтому я думаю, что да. Это очень хороший толчок для дальнейшего реформирования судебной системы и вообще реформирования правовой системы. Будем надеяться. Во всяком случае, толчок уже дан, и есть не только профессиональная составляющая, есть еще очень высокая эмоциональная составляющая. Эмоции бурлят, люди реагируют на эту ситуацию, что усиливает запрос на справедливость.
– Теперь дело остается за вердиктом суда, и какое наказание будет вынесено…
– Давайте уточним понятие. Вердикт выносит суд присяжных, а суд выносит приговор. Сначала будет вынесен вердикт о том, было ли совершено преступление подсудимым и виновен ли он. Дальше суд вынесет приговор и укажет размер наказания. Будем ждать. Главная интрига сейчас – это квалификация: действия подсудимого и размер наказания. Я могу предположить, что суд присяжных вынесет… Не буду голословным, но думаю – обвинительный вердикт.
Далее будет вопрос с приговором и с конкретной мерой наказания. Отсюда люди будут оценивать справедливость всего, что происходило. Запрос очень высокий, большинство настаивает на пожизненном лишении свободы. Я не уверен, что это возможно, и квалификация данного деяния как умышленного убийства с особой жестокостью – вопросы к такой квалификации есть. Но посмотрим, это уже будет профессиональный судья решать на основании обвинительного вердикта присяжных, если таковой будет вынесен.